Башкортостан — судьба тех, кто здесь родился и живет
Фото: Сабина Халилова
Поделиться
Муртазу Губайдулловича Рахимова похоронили неделю назад, но память о нем, похоже, навсегда останется с теми, кто застал годы его правления в сознательном возрасте. Автор текста ниже — обычная уфимка средних лет — уверена, что ничего эпохального в персоне первого президента Башкирии не было. И в то же время вспоминает свою юность с оглядкой на политическую обстановку, признавая влияние Рахимова и на ее частную жизнь.
Когда Муртаза Губайдуллович пришел к власти, я была еще ребенком, в школе училась. При Рахимове меня приняли в пионеры, и при нем же спустя год я сняла с шеи красный галстук-удавку и расстегнула верхнюю пуговицу своего строгого темно-коричневого школьного платьица — демонстративно, глубоко вздохнув, и одной из первых в классе. Естественно, не из политических соображений, просто я никогда не любила «как все» и любила свободу. До сих пор люблю.
Политика меня тогда в силу возраста интересовала лишь постольку-поскольку, жилось нам в 90-е непросто, впроголодь. С руководством республики это не связывали, конечно. Напротив, тогда все вокруг говорили, что Башкирия богата и живем мы полегче многих других регионов. Но кого волнуют чужие беды, когда самому есть нечего?
Бабай всё еще был у власти, когда я окончила школу и «вступила во взрослую жизнь». То есть приобщилась к политике. Первое и самое неприятное воспоминание, связанное непосредственно с Муртазой: мне советуют сменить имя, фамилию и желательно внешность, чтобы поступить на юрфак БГУ. Выбор вуза был за родителями. Без подробностей: поступила я сама, на бюджет, благодаря отличному аттестату с серебряной медалью. Оказалась самой последней в длиннющем списке абитуриентов, прошедших отбор и ставших студентами, но всё-таки оказалась же.
Следующее четкое воспоминание, связанное с Рахимовым: мы сидим на кухне с мужем и его другом, оба мужчины старше меня, оба — ярые хоккейные болельщики. А в те времена болеть за хоккей и не помянуть добрым словом Муртазу было сложно. Правда, после этого разговор перетекал в политическое русло. Бабай как раз начинал сдавать свои позиции. Мужчины говорили, и я слушала во все уши, какой он, оказывается, был крутой руководитель, все деньги в республике держал. Но вот сдал всё-таки. Якобы ради власти позволил Москве наше региональное имущество отжевать. Позже уже произошли все эти скандалы с сыном и прочие неприятности.
Последнее и очень четкое воспоминание: я совсем взрослая и работаю в СМИ, и Бабай много лет как на пенсии. Поездка куда-то в сельскую местность, встречающая сторона — бывший сотрудник из руководящего звена крупного колхоза, мясной кормушки Башкирии.
— Муртаза Губайдуллович постоянно по колхозам катался, мог заехать, не предупредив заранее. Мы-то, понятно, волнуемся, а он осматривает, расспрашивает. И ко мне обращается прямо по имени-отчеству. Вот удивился я тогда, откуда он мое имя знает, — спустя годы факт веселил моего собеседника. Он, конечно, понял потом, что имена Рахимову подсказывали его помощники. А мне почему-то эта история запала. Возможно, потому что она не из пафосно-эпохальных, а простая, человеческая. И, на мой взгляд, характеризует и Муртазу Рахимова как руководителя, и отношение «глубинного народа» к нему.
Да, правы те, кто говорит, что Бабай уделял много внимания сельскому хозяйству. Правы и те, кто помнит засилье национализма. Мои истории — лишь частные примеры, каждый из нас воспринимает окружающее субъективно и ставит оценки «плохо» или «хорошо» исключительно из своих предпочтений. Я против штампов, против того, чтобы писать в заголовках «ушла эпоха», тем более в отношении чиновника, какого бы уровня он ни был. Чиновник — всего лишь работа, и Рахимову, на мой взгляд, достаточно: «Спасибо, что не успел сделать хуже».
