В конце августа СМИ и соцсети сообщили о жуткой трагедии в Александровском районе Пермского края. Две недели местный житель истязал свою подругу (они жили вместе, имели общего сына, но не были расписаны): приковывал ее к батарее, бил боксерскими перчатками и железным турником, угрожал.
По этическим причинам имена героев публикации изменены.
«Сыну сказал, что чинит маму»
Еще до нашей поездки Анастасия в телефонной беседе с корреспондентом 59.RU согласилась рассказать, что с ней произошло. Всё началось с наркотиков, по ее словам, Влад стал употреблять два года назад, из-за этого у него бывали бессонница, галлюцинации. «Под наркотиками в один прекрасный день он зациклился на ревности», — говорит Анастасия. Она замечает, что при этом их сына он ни разу не обижал, уделял ребенку много времени. А с ней вел себя агрессивно, часто обвинял в изменах, начал поднимать руку.
Однажды ревнивец увидел видео про Маргариту Грачеву, жительницу Подмосковья, которой муж отрубил кисти обеих рук. Показал его Насте и сказал, что поступит с ней так же, но она решила, что это наркотический бред. Мысли о том, что избранник сильно изменился, однако Анастасию посещали, но на ее угрозы уйти он отвечал своими — расправы.
12 июня Настя вернулась от мамы, с которой проводила время на выходных. В следующий раз из дома она смогла выйти только через три недели, уже на скорой — неадекватный Влад с порога обвинил ее в неверности, приковал наручниками и не выпускал, только периодически давал погулять по квартире. Заставлял принимать наркотики, обрил наголо, записывал с ней видео, где она по его требованию называла себя проституткой.
1 июля Влад занес в комнату табурет, положил на него нож и молоток, накачал Настю наркотиками. Маленький сын в это время смотрел мультики в соседней комнате. Влад приказал Насте самой положить руку на табурет, угрожал разбить голову молотком, если она не повинуется. Настя повиновалась, Влад упер острие ножа в ее руку выше кисти, стал вколачивать лезвие молотком. В этот момент к ним зашел сын, у мальчика началась истерика. Отец попросил его выйти, сказав, что «чинит маму». Удар за ударом, — Настя говорит, что вскрикнула только единожды, потом молча наблюдала за тем, как Влад отрубает ей руку, — кисть повисла на коже, он отрезал ее. Кровь хлестала, Влад отвел ее в ванную, там как будто очнулся — стал быстро собираться, схватил сына, пообещал вызвать скорую и убежал, оставив ключи соседке: «Насте плохо, а мне надо уйти».
«Он же сядет далеко и надолго, а ей по барабану»
В Яйве идем в дом, где живет родня Владислава. Перед нами старая серая четырехэтажка. В этом же доме находится участковый пункт полиции, правда, он закрыт, а на двери вывешены телефоны сотрудников. Во дворе дома два полицейских общаются с местными. На наш вопрос, были ли когда-либо жалобы по семье Влада, сотрудники полиции затрудняются ответить и говорят, что в Яйве нет участкового, сюда по вызовам приезжают полицейские из соседнего Александровска, который находится в 30 километрах.
В подъездах дома стоит откровенный запах мочи, на дверях нет номеров квартир. Спрашиваем маргинального вида мужчину, где какой номер. Он сбивчиво отвечает, что не знает даже свою. Оказывается, что дом — коммуналка. Открывший нам дверь сожитель матери Влада говорит, что она на работе (кстати, официально Владислав — сирота, за это ему дали квартиру), зовет к нам сестру Влада и приглашает на общую прокуренную кухню. Приходит Елена, они с сожителем сразу же закуривают и делятся последними новостями из своей жизни: буквально только что они прилетели из Москвы со съемок ток-шоу на федеральном телеканале. В съемках участвовала и Анастасия. «На передаче я говорила правду, как и просила мать», — говорит Елена.
Нашу беседу периодически очень громко перебивает соседка по коммуналке: «Журналисты, наконец-то я до вас дорвалась. Моего мужа покусала собака. Кто нам еще поможет». Ее муж в это время гремит посудой на кухне и грубовато просит жену отойти от нас. На полу кухни в углу стоят бутылки из-под водки, у стиральной машины оторван люк, видимо, ее просто используют как столешницу. Над головой на провисшей веревке сушится белье.
Сестра Влада рассказывает, что всего в их семье восемь детей, мама воспитывала всех одна и из-за финансовых проблем отдала их в детский дом.
— Когда отец ушел, самому младшему брату было 1,5 года, — вспоминает Елена. — Из детдома уже взрослыми мы вернулись к матери, и Влад всегда нам помогал (плачет), всегда был рядом! Помогал денежкой. Всегда у мамы спрашивал, всё ли у нее хорошо, чем помочь. Никогда ни в чём не отказывал, а эта Настя всё испортила! Он же говорил, что она гуляет! Он же сядет далеко и надолго, а ей по барабану.
Настю и Влада познакомил его дядя, который жил с матерью девушки. По словам сестры, Влад красиво ухаживал, дарил Насте цветы, делал подарки — «они после знакомства души друг в друге не чаяли, она вся в золоте ходила». Откуда были деньги, сказать сложно — Влад работал грузчиком, потом разнорабочим на пилораме. В последнее время был безработным. Сначала пара жила на съемном жилье, а потом, когда Настя была уже беременна, Влад как сирота получил квартиру в поселке Вильва — там семейная трагедия и случилась.
По словам Елены, Анастасия до этого была замужем, от первого брака у нее есть сын, которого сейчас воспитывает родной отец.
— Влад не хотел, чтобы с ним жил чужой ребенок, поэтому Настя отправила старшего сына к родному отцу, — объясняет Елена. — А родного сына брат очень любил, всегда баловал — покупал игрушки за 30 тысяч, подарил боксерскую грушу, чтобы вместе играть в бокс.
Сестра признает, что брат имеет вспыльчивый характер и «мог психануть», но предпочитал уйти и не проявлять агрессию. В
«Я его не осуждаю»
Елена вспоминает, как узнала, что ее брат отрубил подруге руку. В тот день к матери Влада пришла мать Насти.
— Она нам сказала: «Не дай бог, моя дочь умрет, я вам башку оторву!» — вспоминает Елена. — Мы еще не знали, что именно произошло, и смотрели друг на друга, ничего не понимая. Потом она нам сказала, что Настя в реанимации из-за Влада.
После этого сестра и мать звонили Владу, но он не брал трубку. Ответил только на второй день и сообщил, что уехал с ребенком в Березники, поменяет сим-карту и «его никто не найдет».
— Он мне сказал: «Я отрубил ей руку», — говорит Елена. — Потом добавил, что Настя ему изменила и он «это знал», потому что об этом сообщил его доводчик. Настя сейчас говорит, что брат избивал и насиловал ее, приковывал — я не верю в это. Брат не мог такое сделать. Мы с Владом каждый понедельник созваниваемся, он говорит, что не было такого. Настя всё врет. [Про отрубленную руку] он маме говорит: «Мама, я виноват, я этого не хотел, она сама меня вывела». Он нам рассказал, что, когда говорил Насте про ее измены, тудым-сюдым, она просто смеялась. Его вывел из себя этот смех. Мы как-то встретили Настю после больницы, у нее была перебинтована рука. Кисти не было. Господи! Я спрашивала брата: «Зачем ты это сделал? Что ты натворил?» Он говорит, что виноват и должен понести наказание.
Сестра отмечает, что брат сам вызвал Насте скорую помощь, а после сдался полиции добровольно и был «готов к этому». Поступок брата в принципе комментирует очень мягко.
— Конечно, Влад не имел права так поступить с Настей, но я его не осуждаю, значит, что-то она ему сказала, — уверена Елена. — Они до этого ругались, но он просто уходил в квартиру к матери, ночевал у нее, чтобы остыть.
Что пишет в письмах из СИЗО домашний тиран
Звонит из СИЗО Влад не только своей семье, но и Насте.
— Из СИЗО он один раз звонил в два часа ночи, говорит: «Привет, солнце». Говорил, что руку возьмет на себя, а остальное — нет. Я тут же позвонила в СИЗО, и у него забрали телефон, — рассказывала 59.RU Анастасия. — А так он пишет матери, и она передает письма. В первом письме он говорил, что любит, просил отправить фотографии, во втором и третьем угрожает, пишет: «Освобожусь — жди самого худшего». То есть не только для меня, но и для моих близких. Он просил написать ответ, но я игнорирую — я не хочу иметь никакого контакта с этим человеком.
Сестра уверена, что Влад не может угрожать Насте — «он просто хотел помириться». Показывает нам письма, которые брат пишет им из СИЗО. В письмах к матери он грозится пожаловаться в опеку, так как ему не нравится поведение Анастасии: «Стараюсь не думать о нём, [сыне Артеме], тяжело мне осознать всё это, что связано с Артемом, поделать ничего не могу, а от нервов можно заболеть и от переживаний всяких. Если она ничего не изменит, если так и будет таскать его (Артема. — Прим. ред.) туда-сюда, то
Владислав благодарит мать за передачки и заботу о нём и предполагает, что строгий режим ему «вряд ли дадут», потому что он «не какой-то рецидивист». Также он жалуется на жизнь в условиях СИЗО: «У меня тут день сурка, день новый, схема старая, никаких пока изменений. В колонии 100% придут работать, на фиг мне этот бур. Я уже другой стал, столько меня прошло, да и время, и тюрьма поменялась. Для меня главное — пораньше освободиться, это уже не мое. Мое — это валяться на кровати и кушать шаверму с роллами».
Про то, что сделал, Владислав пишет матери, что это было «не специально», Анастасия его «доводила» и «использовала», а он «полы мыл, кушать сам варил, ванну ей после работы всегда набирал». «Какой бы я плохой ни был, скорую помощь я вызвал сам, — объясняет свой поступок Владислав в письмах матери. — Я терпел с
“Больше не зови меня, больше не ищи меня,
Я тебе не лучший друг, мы разные берега.
Я тебе оставлю свои воспоминания — навсегда”».
По стопам отца?
Говорим с Леной о самом Владе. Рос без отца, 15 лет с ним не было связи — эти годы он сидел за убийство соседки. Когда отец вышел, Влад сам нашел его, сейчас пишет из СИЗО и ему.
— Он принял его: папа есть папа, — поясняет сестра. — Мы и маму приняли, несмотря на то, что росли в детдоме. Мы очень хотели увидеть маму, и сейчас мы опять все вместе.
Влад тоже имеет преступное прошлое. За езду без водительских прав получал исправительные работы, а по данным с сайта суда, человек с такими же
— Брат как мог, так и выживал. У него было трудное детство. Я подробно не знаю, что он украл, потому что в это время меня усыновили в приемную семью, где я жила долгое время, — уточнила собеседница. — Брата никто не усыновлял.
Сейчас Владу назначили заключение в СИЗО до конца октября, если за это время доказательства не соберут, срок продлят, за этим последует суд. Уголовное дело на него заведено по статьям «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека, с применением предмета, используемого в качестве оружия» и «Изнасилование». Анастасия хочет, чтобы к ним добавилась статья «Покушение на убийство».
— Подозреваемый пройдет психиатрическую экспертизу. Также проверят информацию, как он смог позвонить из СИЗО потерпевшей с угрозами, этим действиям тоже будет дана правовая оценка, — рассказал 59.RU источник в правоохранительных органах.
«Мне было его очень жалко»
Сегодня Настя учится писать левой рукой — девушка правша, но правой кисти у нее больше нет. Продолжает работать. Настя трудится в компании «Яйвинский ДОК» (занимается обработкой древесины) помощником мастера. Во время разговора с журналистом несколько раз повторяет, что у нее всё хорошо. Сын прошел психотерапию и уже не вспоминает о тех событиях. Специалист заключил, что травмы у ребенка нет. Самой Насте никто не предлагал психологическую помощь. Пока девушка не уверена, что она ей нужна.
— Но я не знаю, нужна ли мне помощь психолога, я вроде и бьюсь из угла в угол — хочется проговорить. С другой стороны — я не хочу, мне и так приходится всё это вспоминать и говорить об этом, — рассуждает она. — Когда меня выписали из больницы и я оказалась дома, мне было Влада очень жалко, я хотела, чтобы сурово не наказывали. Но потом я сама в себе это заглушила, теперь у меня, кроме ненависти, нет ничего. Я хочу самого сурового наказания. Я как начинаю вспоминать — у меня комок в душе, меня начинает трясти.
«Авторы насилия романтизируют Грачева как героя»
Анастасии готова предложить свою помощь адвокат вышеупомянутой Маргариты Грачевой и сестер Хачатурян (они много лет терпели домашнее насилие отца и убили его), глава Центра защиты пострадавших от насилия Мари Давтян.
В беседе с корреспондентом 59.RU Давтян называет самые распространенные причины, которые часто мешают уйти от партнера-абьюзера: это психологические сложности, посттравматическое стрессовое расстройство, которое не позволяет выйти из таких отношений, это и стокгольмский синдром — парадокс в поведении жертвы насилия, при котором возникает симпатия к своему мучителю и попытки оправдать его.
— Бывают объективные причины: возможно, финансовая зависимость в связи, например, с декретом, некуда уйти. Еще один фактор — это страх за жизнь, в том числе своих родных. То есть это всегда комплекс проблем, — отмечает Давтян. — Возможно, определенное восприятие: раз вышла замуж, то надо терпеть. В этой ситуации акцент надо делать не на потерпевшей, а на нём, потому что он совершает преступление, он применяет насилие. Он виновник этой ситуации. Эта ситуация произошла не потому, что она не уходила, а потому, что это он принял решение совершить с ней то, что он совершил.
По словам Мари Давтян, история, когда пострадавшие терпят домашнее насилие много лет, распространена, а ее конец нередко трагичен. Выходящие же из этих отношений часто сталкиваются с преследованием.
Домашним тираном, отмечает правозащитница, может быть абсолютно любой человек, это не обязательно судимый, пьющий или наркозависимый партнер, здесь нет зависимости от вероисповедания, национальности, социального статуса, материального положения. Например, Дмитрий Грачев — муж Маргариты Грачевой — имел прекрасные характеристики, был некурящим и непьющим мужчиной, семьянином.
Давтян рассказывает, что после истории Маргариты в их центр периодически обращались женщины, которые рассказали, что их мужья, вооружившись таким опытом, угрожали «сделать то же самое», что и Дмитрий Грачев.
— Авторы насилия романтизируют Грачева как героя, — говорит Мари Давтян. — Такие же абьюзеры видят в нём свою ролевую модель. И ситуация повторилась через много лет, когда никто этого не ожидал. Причем ведь Дмитрия Грачева наказали сурово, и это не остановило. Но больше всего меня ужасает то, что, когда произошла история Маргариты Грачевой, такая жестокость шокировала всю страну, но вот аналогичный случай произошел спустя пять лет в Прикамье, и все такие: ну бывает. Такая реакция меня пугает: мы думали, что после истории Маргариты Грачевой примут закон, начнут работать по домашнему насилию, но ничего не произошло. Потом было дело сестер Хачатурян — оно тоже всех шокировало. И опять — ничего. И вот у вас такой же кейс, как у Маргариты Грачевой. Никого ничего уже даже не удивляет. Это же определенная толерантность людей к домашнему насилию. Это очень плохо.
Мари Давтян подчеркивает: чем спокойнее общество относится к случаям домашнего насилия, тем больше его будет.