Фото: Сергей Михайличенко / «Фонтанка.ру»
Поделиться
В большом интервью «Фонтанке» фигуристка Лиза Туктамышева рассказала, каково быть спортсменом-гедонистом, какие чувства вызывает у нее запрет для россиян участвовать в международных стартах, чего она боится по-настоящему и что означала фотосессия в свадебном платье. Перед вами сокращенная текстовая версия этой беседы.
Елизавета Туктамышева — российская фигуристка, выступает в одиночном катании на протяжении 15 сезонов. Чемпионка мира 2015 года. Стала первой фигуристкой, исполнившей три тройных прыжка в короткой программе. В 2021 году получила серебро чемпионата мира. Владеет стабильным тройным акселем. Во взрослом возрасте освоила четверной прыжок. В октябре 2023 года в возрасте 26 лет объявила о паузе в карьере.
— Лиза, слышала ли ты в свой адрес когда-нибудь высказывания на тему «часики тикают»?
— Нет, никогда. Да, говорят на соревнованиях, что я самая возрастная, что старше меня из одиночниц никого нет и давно уже не было. Я к этому отношусь спокойно и не воспринимаю как намек на то, что мне пора заканчивать. Это, наоборот, добавляет мне какого-то шарма, потому что я продолжаю находиться в хорошей форме, несмотря на свой для фигурного катания достаточно взрослый возраст.
— А ведь так не всегда было? Двадцать шесть лет — ну какой это возраст для человека?
— Еще лет десять назад в порядке вещей было кататься до тридцати.
— Куда сейчас катится фигурное катание, если возраст фигуристок, которые достигают больших результатов, крутят четверные, снижается, а сложность элементов растет? Что ты как потенциальный тренер думаешь об этой тенденции?
— Думаю, нужно найти такой подход и создать такую систему, которая бы позволяла выучивать четверные прыжки в раннем возрасте без такой нагрузки, которая приводит к травмам и вынуждает заканчивать спортивную карьеру в пятнадцать лет. Чтобы организм плавно воспринимал нагрузку, необходимую для исполнения четверных после пубертата. Я не говорю сейчас цифры, потому что у каждого пубертат в свое время наступает. Нужно адаптироваться к новым реалиям, потому что сейчас возрастной ценз повысили, и уже в четырнадцать-пятнадцать лет невозможно будет выйти на крупные старты. Придется удивлять публику сложными элементами и после пятнадцати лет.
— То есть когда говорят про смещение центра тяжести, в этом некоторое лукавство, просто есть какая-то усталость организма, какие-то микротравмы накапливаются?
— Нет, просто, когда ты маленький, тебе, естественно, легче. Когда ты становишься девушкой с формами, во-первых, сложнее держать вес после пубертата. Я прошла переходный возраст, еще в детстве выучив тройной аксель. То есть в моей базе этот прыжок был. Затем я пришла в себя, привела в первую очередь голову в порядок. Затем пришло в порядок и тело. И я этот элемент заново выучила. На самом деле он не такой сложный. Сейчас на соревнованиях я вижу, как девушки в двадцать лет исполняют его. То есть вполне реально после пубертата прыгать ультра-си. А если ты выучишь в детстве четверной, и у тебя будет фигура, позволяющая это сделать, будешь прыгать и его. Я очень маленькая, и это большой плюс для одиночного фигурного катания. Потому что чем меньше рост, тем легче тебе справиться со сложновыполнимыми элементами. Ну или очень худеньким нужно быть.
— Как дела у тебя сейчас с четверными прыжками? Ты изучаешь их уже давно, и четверной тулуп и аксель есть у тебя в арсенале.
— Так как я взяла паузу в карьере, я сейчас не делаю такие сложные элементы. Аксель — иногда ради интереса я делаю: могу или нет? Но четверной — это просто опасно для здоровья сейчас, потому что тело не подготовлено к такому.
— Когда в твоих соцсетях появились фотографии очень красивые в свадебном платье, многие выдохнули: «Ого, ничего себе». Что-то предвещает эта фотосессия?
— Нет, ничего не предвещает. Я даже об этом не думала. Когда мне прислали платье, я подумала: какое красивое платье. У меня даже не было мысли о том, что это похоже на свадебное платье, настолько моя голова сейчас к этому не готова и этого не желает. Просто когда уже посмотрела фотографии, мне написала подруга: «Похожее платье». И только тогда я поняла: точно, у нее на свадьбе было практически такое же.
— А деток планируем?
— Когда-нибудь — да. Я ни в коем случае не чайлдфри. В какой-то момент это созревание, осознание, что я хочу быть мамой, я надеюсь, у меня произойдет. Но пока я очень хочу двигаться по карьерной лестнице.
— Спорт высоких достижений ломает детскую психику?
— Спорт высших достижений — о преодолении. Это дисциплина, когда ты не хочешь идти на тренировку, но ты должен, потому что без этой рутины ты не добьешься высоких результатов. Я не знаю, насколько у других ломается психика. Мне повезло, у меня она не сломалась. Я достаточно здоровый в этом плане человек. Меня никогда не били. И не сильно ругали, только если я там в детстве что-то не понимала. Но в целом я адекватно всегда подходила к тренировкам и очень старалась. Потом Алексей Николаевич в моей жизни появился. Я не боялась идти на лед. У меня не было такого, что я со страху прыгаю. Я прыгала, потому что мне это нравится. Думаю, что есть такие спортсменки, кого слишком сильно заставляли. Но, наверное, это лучше спрашивать у тех, кто открыто высказывался о своих психологических проблемах. Меня он не сломал. Это мое любимое дело, я продолжаю заниматься им и смотреть фигурное катание, потому что я действительно люблю его.
— Какая самая страшная санкция со стороны тренера была в твоей практике?
— Меня однажды просто не выпустили на лед из-за того, что я вечером долго смеялась с подружкой. Я была маленькой бунтаркой, мне больше хотелось развлекаться. Не было такой дисциплины, к тому же я одна на сборы поехала. И вот меня не выпустили на лед на следующий день с утра, потому что я поздно легла спать.
— Кстати, насчет «спать». Ты сказала, что ближайшие твои планы — кататься в шоу и много спать. Как спит Лиза Туктамышева?
— Нужно обязательно выключить телефон или поставить его на беззвучный режим. Я очень чутко сплю, и, если какая-то вибрация происходит, например, в шесть утра, я сразу же выхожу из сна и потом мне сложно снова заснуть. Обязательно должно быть темно. Немножко проветрить помещение перед сном, чтобы кровать была холодная. И взять какую-нибудь небольшую игрушку или одеяло скомкать, чтобы приобнять. Ненавижу утром рано вставать. Сейчас я сплю часов по десять, и мне это очень нравится. Подъем в десять утра — наконец-то это происходит в моей жизни.
— Когда ребенок взрослеет — это и с музыкальными школами так, и со спортивными — в какой-то момент это бремя хочет с себя сбросить. В этот момент важна мотивация. Откуда она у тебя бралась?
— Как только я начала ездить по сборам с Алексеем Николаевичем, я поняла, насколько большой и разносторонний у нас мир. Для меня всегда было важно увидеть его, познакомиться с другими людьми, понять менталитет, пообщаться. Я поняла, что, оставаясь в Глазове и живя классическую провинциальную жизнь, я этого не получу. И у меня всегда была мотивация, чтобы выбиться и путешествовать по миру. Лет в 12–13 я это уже понимала.
— Как отреагировал твой тренер Алексей Николаевич Мишин, когда ты сказала ему о решении приостановить карьеру?
— Я видела по его глазам, что он немножечко расстроился и хочет, чтобы я дальше каталась. Но я ни разу не услышала от него ничего в духе: «Ты должна дальше…» Он понимал мою ситуацию, принял ее и не навязывал своего мнения. Мы с ним просто проговорили, что я всегда могу прийти к нему на каток. Иногда помогаю ему работать с ребятами. Мы всё равно на контакте, и жизнь нас не развела.
— Твое объявление наделало много шума в интернете. Реакции были разные. Одна из самых частотных: «Это не приостановка карьеры, это завершение». Что ты ответишь на это?
— Скажу, что смогу вернуться на лед и восстановить и тройные акселя, и каскады три-три при желании и достаточной мотивации. Тем более я не выхожу из спорта. Я всё равно катаюсь в шоу, я прыгаю лутцы. При азарте могу войти в тройной аксель. То есть я не сижу без дела и не повесила коньки на гвоздь. Я, по крайней мере, в это верю. У меня есть наглядные примеры, кто выходил даже после двухлетнего пропуска, как Евгений Плющенко.
— Решение как-то связано с тем, что сейчас нашим спортсменам недоступны международные соревнования?
— Когда ты почувствовал вкус международных побед, конечно, сейчас по России ездить уже не так интересно.
— А ты чувствуешь, что лично у тебя вот эта ситуация — с запретом участия в международных соревнованиях, олимпийских играх, требования выступать с нейтральными флагам — что-то отняла?
— Я достаточно долго и, бывали года, удачно каталась в спорте, когда нас еще допускали. Выиграла достаточно много, и у меня нет ощущения, что я что-то упустила за последние два года. Я уже стала чемпионкой мира и Европы, в целом я удовлетворена тем, что имею. Но боюсь, что у более молодого поколения может быть иное чувство. Что делать в их случае — уже сложнее вопрос, мне кажется.
— Фигурное катание для нас, для нашей страны — это новый балет, новая космическая отрасль, что-то такое, что нас объединяет и составляет национальную гордость?
— Думаю, какая-то истина в этом есть. По сравнению с 2010 годом у нас очень много чемпионов в одиночном и в парном катании, в танцах. Наше фигурное катание сейчас славится тем, что у нас классная школа. Дети смотрят соревнования, родители хотят отдать детей в этот вид спорта. Он очень красивый и очень сложный, как и балет, где огромные нагрузки и невероятно трудно пробиться.
— Ты бы стала кататься под нейтральным флагом, если бы другого варианта попасть на международные соревнования не было?
— Думаю, если бы федерация отправила своих спортсменов под нейтральным флагом, если бы такая возможность была допустима, я бы точно не стала отказываться. Конечно, поехала бы, потому что очень люблю всю эту атмосферу соревнований за рубежом.
— Советские спортсмены иногда чувствовали себя легионерами, гладиаторами, которые выходят за флаг своей страны. Которые выступали не ради себя, не ради своего честолюбия, а именно за флаг. Ради чего катаешься ты?
— В этом плане я более эгоистична, чем советские спортсмены. Я всегда каталась за себя и за свою команду. Мне было важно себя показать, что именно Лиза Туктамышева заняла первое место. Я в этом плане простая девчонка.
— Ты помнишь самый первый свой выход на лед, как это было, чем закончилось?
— Нет, я не помню. Я знаю, что мне было пять. По рассказам родителей, сразу встала, поехала, ничего не боялась. Не было страха перед падениями, который у детей обычно бывает. И за один год я очень быстро догнала других согруппниц.
— То есть пять лет — это тогда был уже солидный возраст, чтобы начинать кататься?
— Тогда это был хороший, юный возраст для фигурного катания. Даже в шесть лет начинали, в семь. Сейчас, конечно, в три, в четыре года отдают, чтобы у ребенка хоть как-то было ощущение льда.
— Сколько сейчас может стоить родителям вырастить чемпиона?
— Я не совсем в этом вопросе подкована, потому что я никогда не платила за тренировки. Платья мне шила мой тренер, у нее рука была набита в этом искусстве. Потом мне помогал Алексей Николаевич. Плюс сейчас цены подскочили, и я не могу сказать, сколько это стоит. Но одним словом могу сказать: дорого.
— Сколько стоят твои коньки?
—Я не знаю, потому что мне выдает их федерация. Я ни разу не покупала коньки в своей жизни.
— А сколько стоит самая дорогая вещь в твоем гардеробе?
— Мне кажется, это сумка «Ив Сен-Лоран», которую я купила за 150 тысяч рублей еще в 2021 году.
— Когда известный спортсмен, популярный, любимый, переходит в категорию профессионалов, как правило, ему начинают поступать разного рода предложения. Просили ли тебя книгу написать о себе?
— Да, были такие предложения. Но книги пока не будет.
— Почему?
— Мне кажется, я еще не созрела для этого. Хочется сделать хороший материал. Я об этом разговаривала с Алексеем Николаевичем, у него большой опыт. И он сказал: «Чтобы книга получилась хорошей, ты должна ее писать сама». Конечно, будет какой-то помощник, но чтобы именно ты вложилась в это, а не так, что кто-то пишет за тебя и пытается более яркие моменты рассказать». Я поняла, что я пока не готова, у меня не хватает опыта и образования.
— У нас очень много спортсменов в Государственной думе, в Законодательном собрании Санкт-Петербурга. Как ты оцениваешь такую перспективу для себя? Станешь депутатом когда-нибудь?
— Пока этот вариант я для себя не рассматриваю.
— А если предложат, скажут: «Лиза, ты же можешь на что-то повлиять. Давай, выдвигайся на выборах».
— Пока точно нет.
— А доверенным лицом кандидата в президенты ты бы стала? Весной как раз может быть такая возможность.
— Я даже не знаю, что они делают. А когда я что-то не понимаю или не знаю, я туда не суюсь.
— Один из вариантов развития твоей дальнейшей карьеры по твоим же словам — телеведущая. Как может выглядеть идеальное шоу или программа, которую тебе бы хотелось вести?
— Хочется, чтобы это был развлекательный, интересный и яркий контент. Я пытаюсь сейчас как раз это всё реализовать в своем шоу для интернета, которое когда-нибудь, я надеюсь, выйдет. Этот проект мы придумали вместе с моей подругой Аней Овчаровой и пытаемся его реализовать в сотрудничестве с Первым каналом. Это развлекательное шоу о фигурном катании. Но детали пока раскрывать не буду.
— Считается, что у профессиональных балерин конкуренция может быть такой острой, что они могут битого стекла друг другу в пуанты насыпать. У фигуристок зависть как-то выражается?
— Меня никогда не подставляли и не гнобили. Я никогда даже не думала о том, что со мной это могут сделать. Последние года три или четыре я даже коньки оставляла в раздевалке на соревнованиях, хотя у нас никто так не делает. Все всегда берут коньки с собой, потому что мало ли что, от греха подальше. А я верю в людей. Кому нужны мои коньки? И между тренировками и соревнованиями я оставляла их в раздевалке. И никогда за них не боялась.
— У каждого человека есть какая-то внутренняя команда, которую он себе дает перед тем, как сделать что-то сложное или ответственное: «Ну, давай!» или «Ну, поехали», «С богом!» Елизавета Туктамышева что себе говорит?
— На самом деле, перед прыжком мало кто о чем думает, мне кажется. У меня настрой происходит еще до заезда. То есть если я сказала себе: «Всё, сейчас я иду и делаю», то, скорее всего, сделаю, потому что у меня такой внутренний настрой уже на заходе. Между заходом и прыжком очень мало мыслей, одно мгновение проходит. Я не кричу себе: «Сейчас!» Я просто захожу — и делаю. Просто пытаюсь себя перебороть. И это идет не от слов, а от внутреннего настроя. Потому что, когда ты боишься, никакие слова тебе не помогут. Ты должен этот страх преодолеть. Когда ты его преодолеваешь, ты можешь и в четверной прыжок вкрутиться.
— Есть ли у тебя какие-то ограничения по диете, или сейчас ты наконец позволяешь себе всё, что давно хотелось?
— Нет, ограничений нет. Абсолютно спокойно сейчас ем всё. Набор веса после снижения нагрузок случается у тех спортсменов, которые себя ограничивали и держали форму ради одного соревнования. Я давно прошла пубертат и последние три-четыре года плюс-минус в одном и том же состоянии нахожусь. Это бы не было возможно при жесткой диете и ограничениях. Когда ты себя ограничиваешь, всё равно бывают такие качели: ты поправляешься, потом худеешь к стартам, потом опять поправляешься и худеешь. Но я в последние годы чувствовала себя нормально с обычным питанием, не ограничивая себя ни в чем. Я просто ела столько, сколько мне хватало, чтобы чуть-чуть наесться, утолить голод. Если я удовлетворяла эту потребность, я переставала есть. То есть я маленькими порциями питалась, и всё. И это для меня был ключ к хорошей форме.
— То есть как-то себя зажимать ради спорта, ради карьеры, достижений не приходилось?
— Как раз когда я себя зажимала, я начинала поправляться. Чем больше меня ограничивать, тем больше мой мозг не может это принять. Я такой гедонист по жизни: если мне что-то запретить, то мне еще больше этого хочется. И у меня идет диссонанс внутренний и дестабилизация всего. И когда я это поняла, по-моему, в двадцать один год, я просто послала всё к чертовой матери, сказала: «Всё, я начинаю жить так, как мне надо, как я чувствую». И у меня всё начало налаживаться.
— А чего боится Лиза Туктамышева?
— Боюсь, наверное, застрять в развитии и не пытаться двигаться дальше, что-то узнавать новое. Для меня жажда знаний — наверное, сейчас ключевой момент. И страшно, наверное, что я не смогу правильно воспользоваться этим временем и направить энергию, куда нужно. И это такой важный момент сейчас в моем становлении как личности происходит: понять, что же я могу еще сделать, кроме фигурного катания. Страх, наверное, как у всех спортсменов, есть, что вот ты заканчиваешь спорт — и что теперь. Это время надо использовать правильно. Страх, наверное, есть, чтобы использовать его неправильно.
— Ты счастливый человек?
— Да.
— А что такое счастье?
— Удовлетворение своей жизнью, гармония с собой. Чтобы у тебя были близкие люди рядом, которых ты любишь, которых хочешь защитить от всего. Не люди, которые просто есть, а те, о ком ты и правда заботишься. И чувствуешь себя любимым и в защите. Когда человек чувствует себя защищенным, удовлетворенным и в гармонии с собой, мне кажется, это счастливый человек. А еще он обязательно чувствует себя самореализованным. Вот для меня это очень важно. Я наполовину сейчас, видимо, счастлива, потому что я еще не до конца реализовалась вне фигурного катания. А мне очень этого хочется.
