Мы продолжаем рассказывать о молодых ученых, которые двигают науку вперед и считают свое дело настоящим призванием. Дудари Буруева, Александра Трепакова и Елизавета Кононенко работают в томографическом центре СО РАН и ставят эксперименты по созданию контраста нового поколения для МРТ легких. Передовая разработка сейчас испытывается на мышах и, если всё получится, может спасти жизни миллионам людей в мире. Героини честно рассказали о буднях молодых ученых, амбициях проекта и о том, как девушкам справиться с огромной нагрузкой в науке.
— Пойти в науку — не самый очевидный выбор. Как вы пришли к своей профессии?
Дудари: Это некое стечение обстоятельств. Поворотным моментом на пути к профессии стало поступление в физматшколу НГУ. С этого момента я включилась в научную среду, и дальше меня всё больше увлекало это дело. Классическая история для многих академовцев: сначала ФМШ, затем факультет естественных наук, аспирантура, работа в институте. Это подтверждает, что в НГУ, и в частности в ФМШ, растят кадры для СО РАН.
Саша: Моя история другая, в ФМШ я не училась. Но стечение обстоятельств тоже имеет место быть. Во-первых, с детства была мечта спасти человечество от болезней. У меня много родных болело, видимо, это как-то повлияло. Во-вторых, в
Елизавета: Я с детства была любознательным ребенком, старалась понять, как устроен мир. В
— Название вашего проекта «МРТ легких мышей c использованием гиперполяризованного контрастного агента» звучит мудрено. Как проще объяснить, чем вы занимаетесь?
Дудари: Работаем над улучшением магнитно-резонансного томографа, конкретно создаем контрастное вещество для МРТ.
Саша: Смотрите: обычно на МРТ-снимке легкие у нас черные, а мы хотим, чтобы они были яркими, чтобы можно было различить их структуру. Сейчас мы в стадии преклиники, поэтому опыты проводим на мышах, отсюда «МРТ легких мышей» в названии. А «гиперполяризованный контрастный агент» — это просто газ, безопасный и нетоксичный, который человек вдохнет, и легкие будут подсвечены на томографии.
— А зачем это вообще нужно? Нынешних возможностей томографии недостаточно?
Дудари: Это дает огромный буст к информативности. Сейчас при магнитно-резонансной томографии мы можем увидеть лишь распределение воды в организме. В идеале мы хотим наблюдать динамику отдельных молекул на каждом этапе: как они попадают в организм, во что превращаются. Это про большие возможности для медицины и человечества: если мы преуспеем, то сможем диагностировать рак и другие патологические процессы на зачаточной стадии.
— И что за газ нужно для этого использовать?
Дудари: Речь о поляризованном пропане, синтезом которого мы и занимаемся. Мы основываемся на исследованиях нашего коллеги Кирилла Ковтунова, он был моим научруком. К сожалению, его уже нет с нами, но дело его живет. Кирилл Викторович в 2008 году открыл возможности применения параводорода и металлических катализаторов для получения гиперполяризованных контрастных агентов для МРТ.
— Много ли таких разработок в стране или ваша идея уникальная? И вообще, легко ли продвинуть ее в массы?
Саша: Звучит нескромно, но мы занимаем лидирующее место по России в этом направлении. Томографический центр СО РАН — пионеры данной разработки. Конкурентов у нас нет.
Дудари: Препятствия есть, но скорее бюрократические. Сложно довести проект с ранних этапов, от прибора и пробирок, к началу клинических исследований. Комитеты, протоколы, бумажная волокита.
— Научные процессы занимают много времени. Что мотивирует вас работать, когда до результата еще далеко?
Дудари: Важно не забывать, что каждый день, каждое открытие или идея приближают тебя к твоей глобальной цели.
Саша: Согласна с Дудари. Но бывают моменты, когда ты разочарован, всё тлен. Наш научрук Игорь Валентинович как-то сказал: «Ученые — творческие люди». Вот я просто даю себе побыть в творческой прострации, чтобы потом с новыми силами совершать открытия. Представляю, как сижу за компьютером и планирую эксперимент. Этот образ меня мотивирует.
Елизавета: Когда увлечен своим делом, мотивация может быть в каждом шаге. Собираю установку, выкручиваю гайки. Провожу эксперимент, получаю результаты. Может возникнуть идея, как усовершенствовать процесс, тогда повторно запускаю эксперимент и радуюсь прогрессу.
— В вашей лаборатории половина коллектива женская. Это приятное исключение или в современной науке девушки-ученые не редкость?
Дудари: В моем понимании это норма: у нас на ФЕНе соотношение парней и девушек было фифти-фифти, ну и сейчас в лаборатории примерно так же.
Саша: Мой предыдущий научный руководитель рассказывала, что в бытность ее учебы на физфаке было две девочки на поток из сотни человек. Когда я училась, из 180 человек 20% составляли девочки. Сейчас я преподаю на том же факультете и вижу, что соотношение полов уже пятьдесят на пятьдесят. Так что времена меняются, девочек-ученых и девочек-физиков становится больше.
Елизавета: Что касается работы в институтах, здесь всё зависит от тематики исследований. В некоторые лаборатории, например, в ИЯФе, берут только парней, потому что там нужна сила — таскать баллоны и прочее оборудование. У нас такого нет.
— Легко ли совмещать научную работу с личной жизнью?
Дудари: Сложно. Ученому, как и любому человеку, важно соблюдать баланс между работой и личной жизнью, но выходит не всегда. Работаю над этим, но получается пока на 5 из 10.
Елизавета: После первого года работы в лаборатории я поймала выгорание настолько сильное, что не могла ничего делать. Чтобы продуктивно работать, надо хорошо отдыхать и уделять себе внимание. Я это хорошо усвоила.
Саша: Сложно, тем более сейчас, когда работаю над диссертацией. Вдобавок к привычной рутине борешься с тем, чтобы написать трактат на 100+ страниц, заполнить кучу бумажек, пройти всю бюрократию. Поэтому я пересмотрела свое отношение к work-life balance в этом году. Решила, что мне нужна четкая граница между личной жизнью и работой. Рабочий день заканчивается в шесть вечера, в выходные я не отвечаю на звонки коллег. Еще, когда я чувствовала, что у меня нет вдохновения, я могла взять и уехать на пару дней в другой город — отдохнуть, сменить обстановку. И это срабатывало, после таких поездок я за день могла написать 30 страниц научной работы.
— Остается ли у вас время на хобби?
Дудари: Вы удивитесь, но да. Я люблю керамику. Ручной труд — это как раз то, что помогает переключиться с повседневной рутины. В выходные стараюсь выделить хотя бы пару часов и поработать на гончарном круге.
Саша: Меня захватили танцы, сольные и парные: форро электроника, зук, самба. Очень нравится сочетание физической нагрузки и эмоциональной разрядки. Я даже преподаю в Академгородке! Замечаю, как люди на занятия приходят загруженными, а выходят на позитиве, с блеском в глазах.
Елизавета: Я натура увлекающаяся, хобби у меня несколько. Из последнего — танцы, занятия импровизацией в театральной студии, спорт. Еще у меня давнее увлечение психологией, состою в волонтерской группе при НГУ «Ты не один», которая оказывает допсихологическую помощь студентам в беде.
— Есть ли у вас какая-либо мечта и что вы делаете, чтобы она осуществилась?
Дудари: Мне хотелось бы сделать мир лучше, чем он есть сейчас. Если каждый из нас не будет стараться для планеты, ничего доброго наше общество не ждет. Моя работа — по сути, мой посильный вклад в развитие человечества, в улучшение качества его жизни.
Саша: Спасти людей от всех болезней — это привело меня в науку. Ну и в целом я стараюсь проявлять заботу о людях даже в мелочах. Кто-то из коллег кашляет — отправляю его домой, студентов больных не пускаю в класс.
Елизавета: Солидарна с девушками. Хотелось бы изменить мир к лучшему, сделать для людей что-то хорошее, а не просто прожить жизнь. Думаю, наша работа над проектом очень хорошо вписывается в эту концепцию.