«Задолбали кости мамонта притаскивать». Чистосердечный монолог учительницы детей оленеводов из тундры

Село Сеяха — последнее жилое поселение на Ямальском полуострове. В нем зарегистрированы около 2,5 тысячи человек, но половина из них фактически живет не там, а в тундре. Речь идет об оленеводах, которые ведут кочевой образ жизни.

В России все граждане обязаны получить 9 классов образования, поэтому детей из семей кочевников отправляют в школы-интернаты. Учительница ненецкого языка Меретя Тусида рассказала MSK1.RU, каково это — обучать детей, которые жили до этого только в чумах. Публикуем ее колонку.

Я сама родилась в тундре, ну это и по имени сразу понятно: Тусида Меретя Григорьевна. Кстати, имена у нас имеют особое значение, каждый знает историю своего. Мое имя — Меретя — означает «быстрая», а фамилия с ненецкого переводится как «без огня». Есть легенда о нескольких братьях, самого младшего звали Тусида. Однажды все ушли на охоту, а младший брат не уследил за костром, и он погас — отсюда и пошло название рода.

Отец мой в паспорте записан как Григорий, но у него есть ненецкое имя — Ихидус. Я узнала его от родственников, когда была уже взрослой. У нас табу на имена взрослых, многие школьники не знают, как зовут родителей, либо знают, но не могут сказать.

В тундре прошло всё мое детство, но помню его я очень смутно. Самые яркие воспоминания — это пространство внутри чума зимой, когда всё сидят в кругу у костра, пьют чай, старики рассказывают сказки.

Первое время ты просто привыкаешь к банальным вещам, включая душ и туалет.

Я очень хотела стать метеорологом и уехать в Питер. Даже сдала экзамены, но родители не отпустили так далеко — побоялись, что не потянут мое обучение в большом городе. В итоге я увидела в газете объявление о наборе в Салехардский педагогический колледж и поступила на учителя ненецкого.

После колледжа я начала работать по специальности, а со временем стала руководить школьным музеем, вложила в него немало сил. Здесь приличное количество экспонатов, всё приносили дети или их родители.

На самом деле у нас сборная солянка, что найдут, то и дарят: национальные куклы, книги, музыкальные инструменты, оружие, предметы быта из тундры.

Но всё равно тащат и тащат, а у меня только мамонтовых челюстей четыре.

Я особенно горжусь тем, что раньше это была просто комната с какими-то интересными вещами, а сейчас у нас всё официально: мы получили статус музея. То есть я не только педагог, но и настоящий музейный работник — об этом я и мечтать не могла в юности. А еще на базе школьного музея есть краеведческий кружок.

Работать учителем ненецкого языка мне нравится и кажется важным: в последние годы российское правительство делает большой акцент на сохранение родных языков. Например, в Москве проводятся конкурсы на их знание — однажды я даже ездила на один из них в столицу и заняла там первое место.

Конечно, все малые языки пострадали в советское время. Когда я училась в школе-интернате, нам попросту запрещали разговаривать на ненецком — за это могли серьезно наказать, поэтому мы столкнулись с плодами запретов: люди забыли родной язык.

Сейчас выросло целое поколение детей, которые не знают ненецкий. Дошло до того, что даже в тундре кочевники разговаривают на русском, тем более в чумах сейчас устанавливают солнечные батареи, там есть спутниковое телевидение — оно тоже на русском языке.

В школах на Ямале всё преподавание тоже на русском, ненецкий не входит в обязательную программу. Это факультатив, на который ходят те, кто хочет: по моим подсчетам, это 70–80 процентов детей — конечно, хотелось бы, чтобы их было больше.

Язык у нас, конечно, своеобразный: он тесно связан с бытом. Бывает, что даже я не знаю, как перевести. В лексике ненецкого много слов, связанных с оленями, хозяйством, жизнью в тундре, поэтому в поселке его сложно применить. Здесь другая еда, одежда, занятия — совсем иная картина мира.

Учебники родного языка у нас есть, но они морально устарели. Их писали еще в пятидесятые годы, поэтому там через слово встречаются коммунизм, социализм и прочая идеология — всё это вперемешку с загадками, сказками и литературой. Новых авторов нет — не понимаю, почему за столько лет никто не написал нормальный учебник.

Самое главное — выучить язык до 7 лет. Если человек до школы на нем заговорил, то не забудет уже никогда, даже если уедет. А русский-то он всё равно выучит, никуда не денется.

Для них есть подготовительный класс: детей собирают в чумах, чтобы не пугать партами и стенами, там они пьют чай, рисуют, учат русский. Со временем все адаптируются.

Ранее MSK1.RU публиковал репортаж из ямальской тундры, где кочуют оленеводы: наш корреспондент побывала в чумах и узнала об особенностях местного быта. Также мы рассказывали историю московской учительницы русского языка и литературы, которая сдала на 200 баллов ЕГЭ по своим предметам.