Екатерине чуть больше сорока лет, она работает фармацевтом. У женщины четверо детей, один сын находится в детском доме, еще один — тяжелый инвалид. После 16 лет жизни с мужем Екатерина вдруг узнала, что он развелся с ней, и произошло это еще 14 лет назад. Квартира, которая, как она думала, была куплена в браке, в итоге оказалась только его. Журналист E1.RU Елена Панкратьева рассказала тяжелую историю, которая стоит за этой юридической коллизией. Имена всех героев публикации изменены по их просьбе.
«Я ушла из роддома без сына»
Екатерина познакомилась с Кириллом в 2006 году, оба были студентами, учились заочно, он на инженера, она — на фармацевта. Начали жить вместе, сняли квартиру. Через полтора года у них родился сын. Как говорит Катя, беременность была незапланированной, но желанной. Перед родами молодые люди расписались. А вскоре случилась первая размолвка.
— Когда родился сын, я училась на третьем курсе, институт был в другом городе. Родители убедили меня не брать академический отпуск и доучиться. Я уехала на сессию, родители остались с четырехмесячным сыном. А муж собрал вещи и ушел из квартиры, которую мы снимали. Мы не ссорились, — уверяет Екатерина. — Возможно, ему не понравилось, что я уехала. Вернулась с сессии, когда ребенку исполнилось семь месяцев, вышла на работу. Мама сидела с сыном, я зарабатывала. Год мы не жили вместе с мужем.
Катя тогда подала на развод, муж тоже. Но в конце концов они помирились и снова стали жить вместе. Она свое заявление о разводе забрала и была уверена, что Кирилл сделал то же самое.
Вторая беременность была долгожданной, проходила хорошо. Родители заранее выбрали имя сыну — Матвей.
— Я следила за питанием, соблюдала режим. Наблюдалась у хороших врачей в Центре планирования семьи, сдавала анализы. Результаты пренатального скрининга не вызвали подозрений. Более точное исследование проводить не стали, — вспоминает Екатерина.
Через два часа после родов она узнала, что сын родился с синдромом Дауна.
Синдром Дауна — генетическая аномалия, когда при случайной мутации в 21-й паре хромосом возникает третья копия. Аномалию нельзя предотвратить или изменить в дальнейшем. Дополнительная 21-я хромосома — причина особенностей во внешности, патологий органов, умственной отсталости. Хотя есть примеры, когда люди с этим синдромом адаптировались в обществе, работают, играют в театрах, занимаются спортом в адаптивных спортшколах. Результаты в обучении и адаптации зависят еще и от степени проявления симптомов.
Екатерина вспоминает:
— Позвонила маме, она сказала: «Держись, надо подумать, надо забирать». Муж сказал: «Решай сама, что делать, как решишь, так и будет». Я думала сутки. Поговорила с генетиком. Потом ко мне приехали из организации, которая поддерживает родителей с такими детьми. После общения с ними у меня осталось тяжелое чувство.
Мне тогда было 33 года, со мной разговаривала женщина старше 50 лет, мама ребенка с таким диагнозом. Состоявшаяся, с хорошим достатком, с любящим мужем, который понимает и поддерживает, со взрослыми здоровыми детьми. Зная, что у нее будет такой ребенок, она осознанно приняла решение его родить. А я ждала здорового ребенка. Мы с ней были на разных уровнях. Я сказала: оставьте меня в покое.
Чтобы не обидеть родителей, которые воспитывают таких детей, напомним, что это эмоциональная реакция конкретной мамы, ее личный взгляд.
— Я, как медик, понимала, что я из каждой клеточки не выну лишнюю хромосому, что ребенок будет с этим всю жизнь. Я проплакала всю ночь, медсестра тогда сказала: «В соседней палате здоровую [девочку] оставили, вот за такое бы прокляла, а тебя судить не могу». Я ушла из роддома без сына. Пока ехали домой, я продолжала рыдать. Муж орал: «Чего ты хочешь? Поехали заберем». Но я понимала, что не смогу, не осилю [воспитание такого ребенка].
Через четыре года опека через суд лишила Екатерину с мужем родительских прав. Еще в роддоме они написали согласие на усыновление Матвея, но его так никто и не забрал в семью, из дома малютки мальчика перевели в специализированный интернат.
— Когда лишали [прав], муж был недоволен. Он считал, что это будет неким пятном в его биографии. Теперь он обвиняет в этом меня. Но оспаривать решение суда, забирать ребенка он не стал. Тем, кто меня осуждает, я бы ответила: вы не были на моем месте. Эта боль постоянно будет со мной, я всегда помню об этом. Иногда, честно скажу, редко, я навещаю Матвея в детском доме, привожу подарки. Он меня не узнаёт, к игрушкам он тоже равнодушен, — рассказывает Екатерина.
«Мы все трое боролись за жизнь»
На этом испытания не закончились. Через пять лет у Екатерины и Кирилла родилась двойня:
— Беременность была совершенно незапланированной, вопреки предохранению, да и интимной жизни почти не было. Отношения с мужем разлаживались. Когда узнала, что будет двойня, прервать жизнь сразу двоих не смогла.
К сожалению, при многоплодной беременности риск осложнений выше. Малыши родились в 26 недель, нежизнеспособные, у обоих из-за незрелых слабых сосудов случился инсульт. У Маши, к счастью, всё стабилизировалось, а у Саши развилась гидроцефалия. За первый год жизни мальчик пережил восемь операций.
— Отказаться от него в роддоме даже мыслей не было! — говорит Екатерина. — Тогда в первые дни и месяцы мы все трое боролись за жизнь. У меня открылось кровотечение, cпасли. Про детей врачи говорили: «Мы сделаем всё, но вы должны понимать, что при такой глубокой недоношенности многие становятся инвалидами. Счастливые случаи, конечно, есть, но плохих, если судить по статистике, больше». Но тогда сразу после рождения никто не мог точно сказать, есть ли у Саши шансы восстановиться.
Саша не попал в счастливую статистику. Поражение мозга было необратимым. Из-за тяжелой степени ДЦП он не ходит, не говорит, из-за атрофии зрительного нерва не видит.
У Маши проблемы со здоровьем тоже остались. Недоношенность сказалась на зрении, на речи, диагностировали порок сердца. Но, к счастью, интеллект оказался сохранен, Маша бегает, ходит, играет, как все дети. С остальным можно было работать: лечить, исправлять, реабилитировать.
— Но я никогда не жалела, что забрала его. И Маша его полюбила. Играла с ним, могла покормить с ложки. Он нас не видит, но слух у него чуткий. Он улыбался, когда нас слышал, реагировал на интонацию. Машу как-то ругала, смотрю: он плачет. Я успокаиваю: малыш, ты чего?
Восстановившись после родов, Катя вышла на работу в фармацевтическую компанию. Муж работал инженером на одном крупном предприятии, ухаживать за Сашей помогала мама Кати.
Семья в первые годы жила в однокомнатной квартире, взятой в ипотеку. Екатерина говорит, что формально ипотеку оформила на себя мама Кирилла, им бы в то время заем не дали из-за небольшого официального дохода. По словам женщины, долг гасили они сами, а позже свекровь оформила дарственную на это жилье на своего сына.
В 2014 году супруги купили квартиру побольше, ипотеку взял муж.
— Я хотела, чтобы мы вместе участвовали в покупке, хотела хотя бы стать поручителем. Но он уверял, что мою справку о доходах не приняли в банке, — говорит Екатерина.
Развели заочно?
Летом 2021 года у Екатерины от коронавируса умерла мама. Ухаживать за лежачим Сашей днем стало некому. Катя говорит, что у нее не было другого выхода: сына пришлось устроить в интернат для детей-инвалидов, он находится в области, очень далеко от Екатеринбурга. Она уверяет, что там добрая, домашняя, неказенная обстановка, душевные сотрудники:
— Меня могут снова осуждать. Но сиделку мне было не потянуть. Дома работать по моей специальности нельзя. Бюджеты с мужем у нас были разные. Он говорил, что оплачивает ипотеку. Думал, что я получаю огромные пособия на инвалида. У нас в регионе это пособие тогда было около 13 тысяч. И пособие, и свою зарплату я тратила на детей, в том числе и на лечение дочки. А еще надо было оплачивать учебу сына.
Полтора года назад Екатерина со старшим сыном и дочкой ушла жить в квартиру к родственникам — по ее словам, после того как муж ее унизил и ударил.
— Он и по молодости, бывало, поднимал на меня руку. А в этот раз отказался пускать меня домой, дети были в комнатах, а он не пускал меня, в подъезде плевал в лицо, пинал. Впустил сын. На следующий день, когда муж был на работе, я собрала детей, и мы ушли жить к родным, — рассказывает она.
Екатерина сняла побои и обратилась в полицию. А еще подала на развод, но вдруг получила отказ. Выяснилось, суд развел супругов еще в 2008 году, то есть 14 лет назад.
— Видимо, это было во время нашей первой размолвки. Оказалось, что он так и не забрал свое заявление! Нас развели заочно. Я еще вспомнила, что много лет назад мы потеряли свидетельство о браке, и он получил дубликат в городском загсе. Как его выдали разведенному — загадка. Когда я всё узнала, он сказал: «Это ты мне первая показала дорогу в суд», — говорит женщина.
Екатерина вместе с адвокатом пыталась доказать, что развод был фиктивным, дошла до Верховного суда, но ей везде отказали. Она уверена, что никто не захотел тщательно разбираться в этом деле.
— Так я осталась с детьми без жилья. Претендовать ни на что не могла. В покупку квартиры были вложены деньги с продажи нашей первой квартиры, которая досталась от его мамы по дарственной. Ипотеку, как оказалось, он брал вне брака.
Когда жена и дети ушли из дома, Кирилл сменил замки. На просьбы отдать вещи, которые остались в квартире, не реагировал, детям пришлось покупать новую зимнюю одежду, а старую забирать через суд.
— Я подала иск на истребование личного имущества, он тогда согласился на мировую, — вспоминает Екатерина. — Квартиру, в которой мы с детьми до сих пор прописаны, он сдал огромной семье мигрантов, сам, видимо, снимает жилье. На двоих детей я получаю 12 тысяч алиментов, неожиданно после суда по алиментам ему вдруг понизили зарплату.
Полиция передала дело по административной статье за побои в суд, но оно вернулось обратно на доследование. Судебные тяжбы между бывшими супругами продолжаются. Сейчас они спорят по поводу порядка общения с дочкой.
— Старшему сыну уже 16 лет, его нельзя заставить делать то, что он не хочет. Сами понимаете, после того как мы остались без вещей, у него нет большого желания общаться с отцом, — говорит Катя.
Порядок общения Кирилла с дочерью Машей установил суд: каждое воскресенье в присутствии матери, поскольку девочка за несколько месяцев могла отвыкнуть от отца.
— Не выполнять решение суда нельзя, оштрафуют. Но по воскресеньям я работаю, а если выпадает выходной, едем к Саше в интернат. Привозим памперсы, игрушки. Подруги говорят: «Зачем ты возишь туда дочь, там ведь такие тяжелые дети». Но Маша такая счастливая, когда приезжает и общается с братом. Кстати, на общение с сыном-инвалидом бывший муж не претендовал. За полтора года он приехал к нему один раз, после того как я поставила этот вопрос в суде.
Сейчас она добивается, чтобы суд сократил количество свиданий бывшего мужа с ребенком. А еще собирается покупать в ипотеку жилье.
— Мне не нужно от него ни квартиры — ничего. Пусть просто уйдет из нашей жизни, — эмоционально говорит женщина.
«Такие ситуации возможны»
Мы спросили у екатеринбургского юриста Сергея Тетерина, возможно ли такое — жить в разводе, не зная об этом?
— Такие ситуации однозначно возможны, и они бывают в судебной практике, — объясняет Сергей. — Каким образом это может случиться? Вариант: кто-то из супругов проживает не по месту прописки, и уведомление [о разводе] приходит на другой адрес. Человек не получает уведомления, он не в курсе, что инициирован судебный процесс.
Суд в итоге, давая время на перемирие, все-таки выносит заочное решение, без участия второй стороны. И наличие общих детей не препятствие для этого. Можно указать в заявлении, что споров о разделе имущества и определении места жительства детей нет. Если же споры всё же возникнут после, подается отдельный иск об этом.
По словам юриста, бывают также случаи, когда люди подделывают подпись своего супруга, и в суд почтой поступает ходатайство от ответчика с просьбой рассмотреть дело в его отсутствие, он якобы не возражает против удовлетворения.
— Дубликат свидетельства о браке действительно было возможно взять в загсе, решения судов туда автоматически не поступают, — говорит юрист. — Может, сейчас есть какая-то автоматизированная единая система, но 14 лет назад совершенно точно не поступали. Штамп о расторжении брака также ставят в загсе, для этого нужно предоставить решение суда, но бывает, люди просто не доходят до загса и продолжают жить со штампом. Закон никак не оговаривает этот момент. Кстати, чтобы оформить свидетельства о рождении, вписать родителя, вообще не нужно никакого дубликата. Множество детей рождаются в гражданских браках, никто не требует свидетельства.
Самое опасное в этой ситуации — будущие проблемы с имуществом. Но, по словам юриста, такие решения можно оспорить.
— Нужно предоставить доказательство, что они жили семьей, вели общий быт, воспитывали детей, и она находилась в неведении о разводе. Насколько реально оспорить, зависит от того, как вы сможете доказать. Люди, бывает, проигрывают не потому, что не правы, а потому, что не смогли четко аргументировать. Понимаете, это не единственное дело, в юридической прессе периодически встречаются подобные.
Предположительно, у человека был сформирован умысел, чтобы ввести в заблуждение и завладеть имуществом. Но тут надо смотреть, не прошли ли сроки давности.
Юрист уверен: массово так делать люди никогда не будут.
— К счастью, не так много людей, готовых совершать преступление по 159-й статье в отношении своего супруга и при этом много лет играть роль, притворяться. Не будет тут массовых обманов, только в пределах небольшой погрешности.
Мы не претендуем на объективность истории, поскольку тут представлен взгляд одной стороны — женщины, оказавшейся в целой череде стрессовых ситуаций. Мы готовы предоставить слово бывшему мужу Екатерины, если он свяжется с редакцией.
Ранее мы рассказывали истории пар, которые развелись, но продолжают жить вместе. А вот мнение юриста, имеет ли право бывший муж после развода отобрать свою фамилию у жены.